#6 Lenchik » 31.10.2013, 13:10
Случилась эта история в те далекие незапамятные времена, когда… Да, собственно, не так давно это и было, годков пять назад. И не история это никакая вовсе, а так, очерк о встрече нескольких внедорожных клубов на Салехардском зимнике и последующих за этим событием посиделках. Точнее, постоялках, в такой мороз не особо-то и посидишь
Было так, поехали мы с Пашей Дефом на его боевом, естественно, «Дефендере» в Сибирь Новый год отмечать, второй машиной с нами собрались Володя и Гоша Хоббит на «Патруле», по дороге еще и екатеринбуржцы присоединились. Вот доехали мы до приполярной Сибири (тут недалеко, четыре тысячи километров), съездили в Ямбург, постояли на льду Обской губы, встретили Новый год, все чин чинарем. Праздник, надо сказать, вполне удался. Утром же обнаружилось, что у нас в «дефе» разряжен аккумулятор, пока возились-прикуривали (а прикуривать «деф» с его аккумулятором под сиденьем на морозе это отдельный «кайф»), ко мне подходит Гоша Хоббит и говорит: «Леня, мне, похоже, все…». Интересуюсь, в чем дело, и выясняю, что Хоббиту надо по большой нужде, причем мощно и немедленно. Вокруг снег и лед, по которым сильный ветер метет поземку высотой в полметра. Желаю Гоше удачи и счастья, засим он уходит в даль. Возвращается, надо сказать, довольно быстро. Морда лица равномерно красная и покрыта нетающими снежинками, глаза выпучены, за остальное сказать не берусь — под одеждой не видно. «Леня, — говорит Хоббит тихим и задумчивым голосом, — первый раз я видел, чтобы фекалии, не касаясь земли, со звоном уносились вдаль, я просто удивлен». Говорит он, конечно, не совсем так, но смысл тот же. Коллективно сочувствуем Гоше, как умеем (ржем), и едем дальше.
Возвращаемся в Уренгой, и к нам присоединяется Саня Усков, руководитель местного клуба «Тундра», все вместе валим на Салехардский зимник, где уже назначено рандеву с новосибирцами. В заранее оговоренном месте встречи (да фиг его знает, где встретимся, давайте между сотым и двухсотым километром) эта самая встреча и происходит. Разминуться там нереально
Вообще, мнение, что на зимниках пустынно и, кроме вахтовок, тракторов и оленей, там никто не ходит, ошибочно. Зимники Сибири до отказа забиты путешествующими джиперами, от них там просто проходу нет — то и дело куда-то мчатся, но в этот раз мы точно установили рекорд посещаемости. Судите сами, в одной точке переметенного зимника собрались джиперы из Москвы, Екатеринбурга, Новосибирска, Омска, Томска, Уренгоя, Пурпе и Ноябрьска. Как вам? То-то.
Я не выйду!
И собрались мы не просто так, а в Рождественский вечер. Расставили машины, расчистили место для костра (дрова, естественно, привезли с собой), накрыли столы и включили на ноутбуке джиперские фильмы. К встрече праздника все было готово.
Вот представьте себе: зимник, полярная ночь, посередь тундры горит костер, за ним рядком стоят машины, тут же столы, ломящиеся от еды и выпивки, толпа народу, и над всем этим бабахает праздничный салют. С трудом представляется, не правда ли? А теперь подумайте, каково было водителю ГТС, который ехал себе привычной дорогой и тут увидел такое. Машина остановилась, и через открытую дверь на нас уставились широко открытые глаза водителя. «Дружище, с Рождеством тебя! — я отделился от празднующей толпы и подошел к нему». — «А чего это вы тут?» — «Так Рождество же, вот празднуем. Пошли, выпьешь с нами». — «Ну не знаю...» — он явно колебался, желание выпить боролось со страхом перед явной сектой, собравшейся здесь и сейчас. На лице его отражалась эта борьба, и было видно, что побеждает тяга к спиртному. Но тут из толпы выбежал шарпей в нарядном комбинезончике. Думаю, что как самого шарпея, так и собачий комбинезон механизатор явно видел впервые. Лицо его на секунду окаменело, затем последовал ответ: «Я к вам не выйду», и дверь захлопнулась. «Мужик! — прокричал я сквозь закрытое стекло. — А можно мы на твоем ГТС сфотографируемся?» — «Можно, — ответил он не открывая двери, — но в кабину не пущу».
Народ радостно облепил тягач, и мы сделали несколько кадров. Людей было так много, что впоследствии, показывая фотографию, мне приходилось пояснять, что фрагменты металла, иногда заметные между нами, — это гусеничный тягач.
ГТС уехал, а фотосессия продолжалась. Серега89 из Ноябрьска взял меня «на слабо», и мы решили сфоткаться оголившись по пояс (температура была около минус тридцати пяти), нас тут же поддержал коллега из Пурпе и развил тему, сняв к тому же еще и обувь, встав на снег босиком. На мои опасения по поводу обморожения он пояснил, что каждое утро бегает босиком по двору. Мы встали у «семидесятки» Сереги, и нас долго и смачно фотографировали, периодически осыпая снегом для пущей красоты. Впоследствии одна из фотографий обошла англоязычный интернет с подписью strong Siberian people, так в глазах всего мира я стал сибиряком.
Когда фотосессия наконец закончилась, я поспешил одеться, так как, невзирая на количество выпитого, основательно продрог. Серега же по-прежнему стоял у машины с видом немного растерянным и тер руку. В продолжение моего вопроса, чего он тут замер, состоялся следующий диалог: — Леня, а ты руку на крыло когда клал, она не замерзла? — Серега, ты чего, я руку на машину не положил, просто сделал вид, что облокотился, а так все время ее на весу держал. — А, тогда понятно. — А ты чего, на самом деле голую руку на металл положил? — Угу, похоже, я немного обморозился, пойдем водкой растирать.
Водку применили и как наружное, и как внутреннее лекарство. Пока лечили Серегу, к нам снова пожаловали гости.
Почем солярка?
К нашему бивуаку подъехало два бортовых «Урала», из них вышли удивленные мужики, и последовал точно такой же диалог, какой мы уже имели с ГТСником, но эти парни оказались не в пример смелее и сразу же присоединились к нашему застолью.
Когда мы познакомились и поговорили о том о сем, кто-то из наших задал вопрос, нет ли у мужиков лишней солярки, на что получили ответ, что в кузове резервный бак на двести литров, который они готовы нам слить. Один из них залез в кузов и спустил оттуда шланг, а мы завели машины и выстроились в очередь. Чем не заправочная станция, хотя более оригинальной заправки у меня в жизни, пожалуй, что и не было. Когда бак опустел, мы снова вернулись к столу, а мужики засобирались ехать дальше. Я поинтересовался, чем мы обязаны им за двести литров топлива, на что один просто махнул рукой, мол, фигня, а второй сказал, что если нам не жалко, он бы взял пару бутылок водки. Да не вопрос!
Вообще, солярка на севере Сибири — расходный материал, которого очень много, так как вся промышленность завязана на грузовой автотранспорт, поэтому цена на нее в обход заправок очень низкая. Когда, еще только собираясь в дорогу, я звонил Саше в Уренгой и спрашивал, почем у них солярка (у нас она тогда стоила в районе пятнадцати рублей), он сказал, что не в курсе, на заправке никогда не был, друзья сливают своим бесплатно, а для чужих вроде бы пять рублей литр. А вы говорите рыночная экономика…
Последний романтик
Ближе к утру народ начал сбавлять обороты. Часть разошлась по машинам спать, оставшиеся же стояли у костра и вели традиционные для данного состояния джиперские беседы на тему «мой внедорожник самый лучший, потому что…». Накопившаяся за день усталость давала себя знать, да и выпито было немало, потому я тоже решил отправляться на боковую. Уже довольно давно у меня появилась привычка покидать застолье по-английски — это единственный шанс уйти спать на самом деле, потому что после фразы «ну я, наверное, пойду» следует серия «посошков», «постременных» и «на ход ноги», в результате, вместо того чтобы уйти, начинаешь пить еще активнее. Посему я тихо отдалился за машины, забрался в «деф», включил «фен» и забылся спокойным и глубоким сном, но, правда, ненадолго. Разбудил меня стук в окно. Я открыл дверь и, не вылезая из спальника, высунулся наружу, этакая толстая гусеница, торчащая из яблока. Традиционный в таких случаях вопрос: «Какого надо, я сплю?!» задать не успел. — Вот привел, забирай, — у машины стоял Серега89, рядом с ним сильно заснеженный Паша Деф с очень одухотворенным лицом, — я об него споткнулся. — Как это споткнулся? — спросонья я отказывался понимать, что происходит. — Как-как, вот так. Шел к машине, а он в снегу лежал, я его не заметил в темноте, чуть не упал. Хорошо еще, что я его нашел, к утру замерз бы на фиг. Короче, клади его спать уже, а я пошел. Проводив взглядом удаляющегося Серегу, я обратился к своему компаньону: — Паша, скажи, а зачем ты в снегу лежал? — Видишь ли, в чем дело, звезды тут такие красивые и их так много, я сначала стоя любовался, потом шея затекла, ну я и лег, чтобы удобнее смотреть было. Я, часто моргая, молча смотрел на Павла, которого в таком состоянии не видел давно. — Впрочем, да, наверное, я это напрасно. Видимо, мне надо уже как-то ложиться спать.
Паша забрался на лежак, наполняя машину новыми нотками винных паров, которые в совокупности с моими создавали неповторимый букет, и довольно быстро отошел ко сну. А я долго не мог уснуть. Просто лежал и смотрел сквозь проталину, образовавшуюся на замороженном стекле от моего дыхания, на звездное небо и все глубже погружался в состояние благостного покоя, в который и пришли сновидения.
Идет, бывало, человек по улице утром. Тяжело ему после вчерашнего, а впереди длинный трудовой день, и на работу совсем не хочется, но он все равно идет. Тут навстречу ему знакомый: «Доброе утро!». «Утро добрым не бывает», — отвечает человек и идет дальше, уверенный в том, что хуже, чем ему сейчас, быть просто не может. Глупости! Может быть хуже! Гораздо хуже!
Знаете, как бывает: просыпаешься утром и, еще не открыв глаза, несколько мгновений пытаешься понять, где ты находишься. То ли дома, то ли у друзей, то ли у подруги. И тут какой-нибудь знакомый запах, присущий определенному месту, наводит на правильный ответ, или слышится родной голос, и ты понимаешь, что дома.
У меня все было практически так же. Был и запах — двух мужиков, уже несколько дней моющихся с помощью упаковки влажных салфеток, и голос тоже был, им Паша высказывал всю свою нелюбовь к утру как к таковому и к этому конкретному утру в частности. Единственным отличием от описанной выше ситуации было то, что я совершенно точно знал, где нахожусь: внутри Land Rover Defender 110 300TDi, посередине Салехардского зимника, в четырех с половиной тысячах километров от дома. И знание это было отягощено похмельем после вчерашнего и уверенностью, что пора вставать.
Утренняя прохлада
До чего же неприятно засовывать отогревшиеся в спальнике ноги в холодные ботинки, даже в такие дорогие и красивые, как у меня. Потом еще надо напялить пару слоев одежды поверх уже надетой, заправить все одно в другое, чтобы было тепло и комфортно, после чего сам себе начинаешь напоминать воришку из магазина одежды, пытающегося вынести всю новую коллекцию разом.
Кряхтя и постанывая, выгружаюсь из машины и лицезрю Пашу Дефа, замершего у переднего крыла машины и имеющего еще более задумчивое выражение лица, чем вчера.
— Здравствуй, дружок! Хау ар ю?
— Леня, все плохо. — Паша поворачивает ко мне небритое по случаю экспедиции и отекшее по случаю утра лицо.
— Водка замерзла…
Подхожу к коллеге. На крыле стоит бутылка перцовой водки, подаренная нам вчера новосибирцами и забытая на морозе. За ночь ее содержимое превратилось в монолитный кусок льда с вмерзшим в него красным перцем. Некоторое время смотрим на чудо природы, а потом, не сговариваясь, лезем в машину и включаем термометр: –47° С.
— Паша, я только что понял, почему водка замерзла.
— Я тоже начинаю понимать. Ну чего, завтрак-то будем готовить или сразу умрем от переохлаждения?
Холодный завтрак
Импортный примус фирмы Coleman был весьма удивлен тем, что при таком морозе от него потребовали исполнения должностных обязанностей. При –30° С он радостно шипел синими язычками пламени и в полном соответствии с инструкцией не требовал никакого предварительного разогрева. При –47 исторгшийся из него бензин потушил поднесенную спичку, приведя нас в состояние еще более глубокой задумчивости, чем показания термометра. Но русских мужиков, желающих приготовить себе завтрак, так просто не остановить. Скомканный кусок туалетной бумаги, положенный на примус, постепенно разгорелся, и от него занялся бензин, подаваемый тоненькой струйкой. Не прошло и десяти минут, как горелка вышла на проектную мощность и была накрыта чугунной сковородой.
Тут мы столкнулись с новой проблемой. Пашина сковорода рассчитана на большую стаю джиперов и имеет продуктоизмещение в три десятка яиц. И как мы только что узнали, на сильном морозе одинокий примус не в состоянии прогреть ее целиком. В середине сковороды скворчало закипающее масло, а по боковым стенкам расползался узор инея.
Я достал из машины заботливо обогреваемую сетку яиц и принялся колоть их на сковороду. Первое же яйцо покрыло лезвие ножа слоем замерзшего белка, но это уже не могло меня остановить, и через некоторое время десяток яиц заполнил разогретую часть сковороды. Размышляя о том, как теперь очистить нож от намерзшего на нем белка, я автоматически стукнул ножом о край сковороды, и намерзшее продовольствие осыпалось мелкими осколками, оставив лезвие кристально чистым. Вот как надо мыть посуду. Стоит подбросить эту идею жителям Вилорибы и Вилобаджи.
Готовая яичница дымилась в тарелках. Паша взял со стола свою металлическую вилку, пролежавшую тут всю ночь, подцепив на нее кусок еды, и положил в рот. Естественно, вилка тут же примерзла к губе.
Тотальное обледенение
После того как я оторвал вилку от Паши и выслушал все, что он имел по этому поводу сказать, завтрак довольно быстро закончился и началась рутинная работа по укладыванию экспедиционного шмурдяка внутрь машины. Процесс этот периодически прерывался на перекуры и осмысливание совершенных действий. И вот, когда последняя коробка была загружена и задняя дверь захлопнута, мы завели прогретую «вебастой» машину и тут же образовалась новая проблема, поначалу показавшаяся нам пустяковой, — боковые двери не захлопывались, т. е. они закрывались только на один щелчок, а дальше никак. Дело в том, что двери Дефа по принципу своего закрывания напоминают старый холодильник «ЗиЛ» — они прилегают к кузову через толстенные резиновые уплотнители. По случаю мороза вышеупомянутые резинки задубели до полной потери эластичности и отказались хоть сколько-нибудь деформироваться под яростными ударами дверей. Мы с Пашей стояли с разных сторон машины и остервенело хлопали дверьми, пытаясь захлопнуть их окончательно, «деф» при этом раскачивался как лодка в бурю, а каждая неудачная попытка закрытия (а таковыми являлись все без исключения) сопровождалась непечатной фразой о сексуальном воздействии, которое все известные нам крупные и несимпатичные животные должны были незамедлительно оказать на британских автоконструкторов. Двери так и не закрылись, нам удалось их только помять.
Для того чтобы как-то себя развлечь, я решил разобрать один из дверных замков. Дополнительной целью этого опыта было выяснить, можно ли хоть как-то отрегулировать замок с учетом изменившихся условий эксплуатации. Единственным положительным результатом получасовой возни стало то, что я смог собрать все обратно и при этом не осталось никаких лишних деталей.
В конце концов мы просто связали задние двери между собой веревками, чтобы максимально уменьшить щели, через которые приветливый арктический воздух, охлажденный до температуры –47°, врывался в салон. Аналогичную процедуру предстояло проделать и с передними дверьми после того, как мы сядем внутрь.
Сделав шаг от машины, я обнаружил некоторые отклонения в своем состоянии — я не чувствовал большой палец правой ноги. Осмотр ноги, извлеченной из ботинка, выявил обморожение. Инженеры компании Land Rover были моментально забыты, и беды, призываемые нами на их головы, показались бы за счастье обувным мастерам, придумавшим и воплотившим в жизнь суперпупер-гардекс-шмардекс-ботинки, обутые на мне в данный момент. Всего перечислять не стану, скажу лишь, что пожелание скатать в трубочку и поместить вовнутрь сапожников страницу рекламного проспекта с температурой комфортной эксплуатации –60 было самым невинным и гуманным.
Как только чудо враждебной обувной мысли заменили привычные унты, мне сразу полегчало.
Мы простились с начавшими просыпаться новосибирцами и, связав передние двери между собой, продолжили наше путешествие. В тот момент мы ощущали себя глубоко несчастными людьми, зачем-то отправившимися искать приключений в такую даль. Мы не догадывались о том, что температура опустится еще ниже и сибирякам придется плясать вокруг своих замерзших машин с паяльными лампами при –53°. Если бы мы знали об этом, то непременно возблагодарили бы судьбу за то, что она оказалась к нам столь благосклонна.
Цитата:
Серегина жена открыла дверь. Обычно жизнерадостная и улыбчивая, она была грустна, глаза заплаканы: — Привет, проходи. Он там, в комнате, уже неделю пьет. — Губы женщины затряслись, из глаз покатились слезы, и, закрывая лицо руками, она ушла на кухню.
Я разулся и открыл дверь в комнату. Тяжелые шторы на окне были задернуты, сквозь щель пробивался тонкий луч света, в котором резвились пылинки. Я остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку.
— Что приперся?
Я обернулся и только сейчас разглядел Серегу. Он сидел в кресле, поджав ноги к груди, на табуретке перед ним стояли полупустая бутылка водки, рюмка и пепельница, полная окурков. На друга страшно было смотреть, он был бледен, как сама смерть. Ассоциацию усиливал черный халат, в полумраке похожий на саван.
— Что надо, спрашиваю?!
— Серега, успокойся. Это же я, твой друг. Я к тебе в гости пришел.
— Что вам всем от меня надо?!
— Да что с тобой такое?!
Не помня себя, я кинулся к товарищу, схватил за полы халата, рывком поднял его из кресла и закричал прямо в лицо:
— Что с тобой творится?! Ты мне расскажешь, или я сейчас отделаю тебя по полной программе, а потом сдам в «дурку». Ты этого хочешь?
Я разжал руки, и он упал в кресло. Я сел напротив, налил себе, выпил и уставился на него. Некоторое время Серега молчал, потом послышался его тихий дрожащий голос. Он говорил, глядя мне в лицо, но не видя меня, как будто разговаривал сам с собой. Выпуская наружу то, что терзало его все эти дни после возвращения.
Страшный путь
— Мы готовились к экспедиции полгода. Просчитывали маршрут, прикидывали, сколько нужно горючего, какие запчасти взять. Готовили машины, месяц перед выездом дневали и ночевали в гараже — варили, клепали, прикручивали. А потом утром, в день выезда, я разбил зеркало. Выруливал из гаража, не рассчитал и долбанулся правым зеркалом о створку. Это всегда к несчастью. Я не знал тогда, что это знак мне, что не надо никуда ехать. Никому не надо было ехать.
А мы поехали. Два дня шли по трассе, еще день по грейдеру, а потом выехали к этой проклятой деревне. Да и не деревня это была вовсе, а хутор какой-то. Три дома, трактор да «жигуленок» гнилой — «Ока» и больше нет ничего. Рядом огород, в нем две бабы копаются, а на завалинке дед сидит и «беломорину» потягивает. Куда, говорит, сынки путь держите? Я ему и сказал. Дурак, зачем я ему сказал и еще рукой махнул, по какой дороге поедем?! А он усмехнулся и спросил, мол, не боимся ли мы по такой плохой дороге ехать, там и трактор-то не ходит. И как-то странно посмотрел на меня. Глаза у него были такие… Я еще тогда должен был все понять. Почему я ничего не понял?
Сначала мы шли по насыпи от заброшенной узкоколейки, потом, когда промоины сделали ее непроходимой, двинулись напрямую через болота. Это был страшный путь. Машины постоянно проваливались. Лебедки горели. Мошка и комары съедали нас заживо. А потом на «уазике» Пашки оторвало рулевую машинку. Болты редуктора все начисто срезало. Мы почти сутки пытались починить. Сняли аккумуляторы, сделали из них сварочный аппарат, прихватили корпус редуктора к раме, да все без толку. Пашка чуть рулем на ковре крутанул — и вся наша сварка разлетелась. Тогда мы решили бросить «уазик» и забрать его на обратном пути. Дальше пошли вчетвером на моей «семидесятке». Двое суток не спали, почти не ели. Пробивались буквально по сотне метров в час. Одно колесо потеряли, о камень распороли. На втором диск в узел завязали. Потом высадили аккумуляторы в хлам. Я попытался тронуться внатяг — машина заглохла, стартер не крутит — электричества нет. Кое-как на сенд-траках джеком подняли из болота заднее колесо, намотали на него трос. С третьего раза получилось завести, но, когда дергали, Пашка упал и подвернул ногу. Теперь его приходилось везти в машине. Она и до этого ковер постоянно рвала, даже когда мы все рядом шли, подталкивая ее на ручном газу, а теперь вообще на ковер выходить перестала. Благо уже неглубоко было, шли по дну, прорезая бензопилами ковер перед машиной.
Потом у нас перегрелся движок, и рванул патрубок радиатора. Хорошо хоть верхний, менять удобно, только менять не на что было — именно этого патрубка и не оказалось. Замотали его армированным скотчем в несколько слоев и поверх хомутами затянули. Сработало — течь перестало. Еще через несколько часов (точнее не скажу — за временем никто уже не следил) вышли на открытое болото. Сунулись — а это и не болото вовсе, а озеро заросшее. Провалились. Машина почти целиком под воду ушла. Хорошо, что сзади дерево крепкое стояло. Задней лебедкой машину вытащили. Все вещи насквозь промокли, спальники, еда. Все в вонючей болотной жиже. Слава богу, мотор не заглох, до хобота шноркеля вода сантиметров на двадцать не дошла. Повезло. Обошли озеро по краю уже на одной силе воли. Еле-еле двигались, как зомби. Вышли на сухое и сразу все вокруг машины попадали. То ли уснули, то ли просто сознание потеряли. Сколько так валялись, не знаю. Может, час, может, день. Часы я утопил, а в этих местах солнце в июне не заходит. Когда очухался, парни еще спали. Я решил до моря дойти — осталось-то с километр, не больше. И, дурак, пошел один. Лучше бы вообще не просыпался, лежал бы у машины и комаров кормил, тогда все было бы хорошо, и жил бы дальше нормально, как все. А теперь как мне жить? Как парням в глаза смотреть? Ведь это я их туда привел. А они поверили, пошли за мной.
Серега сгреб с табуретки бутылку и припал к горлышку. Сделал несколько судорожных глотков и продолжил свой жуткий рассказ.
— Я шел по лесу вдоль неширокой реки. Лес постепенно редел, среди деревьев начал гулять легкий ветерок, и появился солоновато-гнилостный привкус на губах. Впереди было море, я все-таки до него добрался. Улыбаясь, вышел на опушку и увидел это.
Сейчас я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы забыть это зрелище. Но не могу. Закрываю глаза и вижу ее. Она мне снится каждую ночь, и я просыпаюсь в холодном поту.
Призрак на берегу
Сначала я не поверил своим глазам. Думал, что это призрак, мираж. Потому что она никак не может быть тут. Потому что это невозможно. Я подошел и остановился в метре от нее не в силах сделать хотя бы шаг. Разум отказывался верить в то, что видели мои глаза, весь мой жизненный опыт говорил о том, что ее не может быть здесь, что скорее всего я повредился рассудком от голода и усталости. Я поднял с земли палку и дотронулся до нее. Она была материальна. Палка уперлась в твердое и начала выстукивать дробь — так сильно тряслась моя рука. Сомнений больше не могло быть. Это и правда была она, та самая гнилая «Ока» из деревни
Тут меня окрикнули с реки. Я обернулся и увидел того самого старика и еще одного мужика — они вдвоем ставили сети. Сети, суки, ставили, понимаешь!?
Серега опрокинул голову и заплакал. Я подсел к нему и обнял за плечи. Меня и самого трясло, как в лихорадке.
— Эти гады, они по отливу за час сюда добрались. Мы двое суток рубились. Машину угробили, из сил выбились. А сюда нормальная дорога была. Я думал, мы настоящие джиперы, покорители бездорожья, а оказалось, никакие не покорители, а идиоты, которые не умеют пользоваться картой. Принеси с балкона еще водки, очень тебя прошу!
Я вышел от Сереги уже за полночь. Меня слегка покачивало то ли от выпитого, то ли от стресса. Я представлял себе, как Серега выходит на берег и видит крушение своих амбиций. Маленький ржавый кусок железа. И надо было этим уродам именно сегодня поехать сети ставить! Вот не встретились бы они у этой злополучной реки… Ребята вернулись бы домой орлами, их отчет о путешествии читали бы сотни людей и восторгались силой и мужеством парней, бросивших вызов бездорожью и победивших в этой нелегкой схватке. А кто они теперь? Просто компания недалеких людей, устроивших борьбу за жизнь на ровном месте. Бедный Серега…
Говоришь за моей спиной/значит я впереди...Обсуждаешь мою жизнь/значит она интересней твоей...Ищешь во мне недостатки/значит завидуешь...Продолжай в том же духе!!!Меня это делает сильней чем я есть:*